В своей статье в № 99 “Правды”· об организационной роли печати я отметил две ошибки Ингулова по вопросу о печати. В ответной статье (см. “Правда” № 101) Ингулов отговаривается тем, что у него получились не ошибки, а “недоразумения”. Я согласен назвать ошибки Ингулова “недоразумениями”. Но беда в том, что в своей ответной статье Ингулов допустил три новых ошибки, или, если угодно, три новых “недоразумения”, замолчать которые, к сожалению, нет никакой возможности ввиду особого значения печати.
1. Ингулов уверяет, что в своей первой статье он не считал нужным сосредоточиться на вопросе об организационной роли печати и преследовал “частную задачу” о том, “кто делает нашу партийную газету”. Допустим. Но почему в таком случае Ингулов привёл в качестве заголовка своей статьи цитату из орготчёта ЦК, цитату, говорящую исключительно об организационной роли нашей периодической печати? Одно из двух,— либо Ингулов не понял смысла цитаты, либо всю свою статью построил он вопреки и вразрез точному смыслу цитаты из орготчёта ЦК об организационном значении печати. И в том и другом случае ошибка Ингулова бьёт в глаза.
2. Ингулов уверяет, что “два — три года назад наша печать не была связана с массами”, “не связывала с ними партию”, что, вообще, связи между печатью и массами “не было”. Стоит внимательно прочесть это утверждение Ингулова, чтобы понять всю его несообразность, безжизненность, оторванность от действительности. В самом деле, если бы наша партийная печать, а через неё и сама партия “не были связаны” с рабочими массами “два — три года назад”, то не ясно ли, что партия наша не устояла бы против внутренних и внешних врагов революции, что она была бы “в два счёта” похоронена, сведена на нет! Подумайте только: гражданская война в разгаре, партия отбивается от врагов, одерживая ряд блестящих успехов, партия призывает через печать рабочих и крестьян отстоять социалистическое отечество, десятки, сотни тысяч трудящихся масс откликаются на зов партии сотнями резолюций и идут на фронт, не щадя своей жизни, а Ингулов, зная всё это, всё же находит возможным утверждать, что “два — три года назад наша печать не была связана с массами, следовательно, не связывала с ними и партию”. Разве это не смешно? Где это слыхано, чтобы партия, “не связанная с массами” через массовую печать, могла привести в движение десятки и сотни тысяч рабочих и крестьян? А если партия всё же приводила в движение десятки и сотни тысяч трудящихся масс, то не ясно ли, что обойтись тут массовая партия без посредства печати не могла никак? Да, да, кто-то, безусловно, потерял связь с массами, только не партия наша и не её печать, а кто-то другой. Нельзя клеветать на печать! А дело сводится к тому, что связь партии с массами через её печать безусловно была и не могла не быть “два — три года назад”, но связь эта была сравнительно слабой, как справедливо говорит об этом XI съезд нашей партии. Задача состоит теперь в том, чтобы расширить эту связь, укрепить её всемерно, сделать её более крепкой и регулярной. В этом всё дело.
3. Ингулов уверяет далее, что “два — три года назад взаимодействия между партией и рабочим классом через печать не оказалось”. Почему? Потому, оказывается, что тогда “наша печать изо дня в день призывала к борьбе, рассказывала о мероприятиях Советской власти, о постановлениях партии, а отклика рабочего читателя не было”. Так и сказано: “отклика рабочего читателя не было”.
Это невероятно, чудовищно, но факт.
Всем известно, что, когда партия давала клич через печать: “Все на транспорт”, массы единодушно откликались, присылая сотни резолюций в печать о своём сочувствии, о своей готовности отстоять транспорт и посылая десятки тысяч своих сынов на поддержку транспорта. Но Ингулов не согласен считать это откликом рабочего читателя, он не согласен назвать это взаимодействием между партией и рабочим классом через печать, так как взаимодействие это происходило не столько через корреспондентов, сколько непосредственно между партией и рабочим классом, конечно, путём печати.
Всем известно, что, когда партия давала клич: “На борьбу с голодом”, массы единодушно откликались на зов партии, присылая бесчисленное количество резолюций в партийную печать и посылая десятки тысяч своих сыновей на борьбу с кулаком. Ингулов, однако, не согласен считать это откликом рабочего читателя и взаимодействием между партией и рабочим классом через печать, так как взаимодействие это проделано не “по правилу”, обойдены некоторые корреспонденты и прочее.
По Ингулову выходит, что если на зов партийной печати отзываются десятки и сотни тысяч рабочих, то это не есть взаимодействие между партией и рабочим классом, а если на тот же зов партийной печати получается письменный ответ десятка-другого корреспондентов, то это есть действительное, настоящее взаимодействие между партией и рабочим классом. И это называется определением организационной роли партийной печати! Побойтесь бога, Ингулов, и не смешивайте марксистского истолкования взаимодействия с истолкованием канцелярским.
А, между тем, ясно, что если на взаимодействие между партией и рабочим классом через печать смотреть не глазами канцеляриста, а глазами марксиста, то оно, это взаимодействие, имело место всегда, как “два — три года назад”, так и раньше, да и не могло не иметь места, ибо, в противном случае, партия не смогла бы сохранить за собой руководства рабочим классом, а рабочий класс не смог бы удержать власть. Дело, очевидно, сводится теперь к тому, чтобы это взаимодействие сделать более непрерывным и прочным. Ингулов не только недооценил организационного значения печати, но он еще извратил его, подменив марксистское понимание взаимодействия между партией и рабочим классом через печать пониманием канцелярским, внешне-техническим. И это называется у него “недоразумением”...
Что касается “побочных задач” Ингулова, наличие которых он решительно отрицает, должен сказать, что вторая его статья не рассеяла моих сомнений на этот счёт, высказанных мною в предыдущей статье.
“Правда” № 102,
10 мая 1923 г.
Подпись: И. Сталин